СЛОВО СВЯЩЕННОМУЧЕНИКА ФАДДЕЯ (УСПЕНСКОГО), АРХИЕПИСКОПА ТВЕРСКОГО (+1937Г.) 
В НЕДЕЛЮ О БЛУДНОМ СЫНЕ.
Пагубные стремнины на пути спасения.

Притчею о мытаре и фарисее Господь показывает нам, какую пагубную стремнину для спасения души представляет собой гордость. Гордый фарисей, который превосходил добродетелями весьма многих, не был оправдан в очах Божиих. Вся его праведность признана менее ценной, чем смирение мытаря, который, не сознавая за собой добродетелей, сокрушаясь о содеянных неправдах, молил Бога о помиловании.

Причина этого в том, что фарисей, возгордившись от сознания совершенных им добродетелей, стал приписывать эти добродетели себе самому, как плод собственных усилий и трудов, вменил себе их в собственную заслугу перед Богом, видел в них опору своего спасения. Это была собственная праведность, а не Божия (Рим. 10, 3), так как фарисей в тайниках своего сердца придававший в доброделании первое значение собственным усилиям, опору полагал в себе самом, а не в Боге. Хотя на словах он и благодарил Бога, но, услаждаясь своим доброделанием, любил за них себя самого, а не Бога. Себялюбие же, которое питал он в себе «собственною» праведностью, охлаждало в нем любовь к Богу, отделяло от Бога его сердце. И вот произошло с фарисеем то, что бывает с ручьем, отделившимся от источника, с веткой, отделившейся от дерева. Не замутится ли, не испортится ли вода в таком ручье, не иссякнет ли? Долго ли будет красоваться и жить ветка, отделившаяся от дерева? Так и праведность фарисея, отделившись от первоисточника, Бога, скоро замутилась от себялюбия, источника всех страстей. Сердце может очиститься от себялюбия, лишь снова привившись к любви Божественной, но фарисей от источника этой любви отделился. Его душа, полная себялюбия, превратилась в сухую ветвь, потеряв способность любить Бога от всего сердца и через эту любовь иметь приток новой Божественной жизни.

Если столь пагубна стремнина гордости, то не менее опасна и стремнина отчаяния, от которой предостерегает Господь в притче о блудном сыне. Можно безопасно пройти между этими двумя стремнинами срединным путем истинного покаяния, примеры которого показывает Господь в мытаре и блудном сыне.

Гордый не хочет признать в себе грехов, однако сознание их рано или поздно пробудится, потому что голос нелицеприятного судии, совести, как бы ни старался человек его заглушить, все же когда-либо заговорит со всей силой. Это пробудившееся осознание своих грехов может низринуть человека в противоположную гордости стремнину — отчаяние. Ведь со многими бывает так, что когда пробудившаяся совесть представит человеку все множество его грехов и неправд, исправить которые никак нельзя, покажет ему всю постыдность многих его поступков, которые сам человек хотел бы не замечать в себе, то человек почувствует себя не в силах вынести своего позора. Тогда, видя безысходность своего положения, он готов бывает впасть в отчаяние, часто близок к самоубийству, говоря: «Все равно мне жить нельзя, суждено погибнуть».

Сознание грехов в этом случае может оказаться бесполезным для спасения: ведь и Иуда раскаялся (Мф. 27, 3-5), но пошел и удавился. Причина самоубийства Иуды в том, что он не пошел по пути истинного покаяния, которое, осознав свои грехи, взывает к Богу о прощении и помощи. Отчаяние, хоть и кажется противоположным гордости с присущей ей самоуверенностью, на самом деле есть лишь обратная сторона той же гордости. Человек, впадший в отчаяние, гордо хочет остаться сам с собой, не хочет ничьей помощи, она кажется ему унижением: «Пусть погибну, но я не хочу жить при таких условиях, в каких очутился, не хочу обращаться ни за чьей помощью и не верю в нее, все равно мое положение безысходно и я обречен на погибель». Подобное состояние может показаться многим непонятным, потому что они не переживали его сами, однако оно бывает в разной степени у многих. В высшей степени в нем пребывает вечно гордый и в бездну адскую отчаяния погрузившийся диавол.

К стремнине отчаяния приблизился и блудный сын из притчи евангельской. Он хотел жить и наслаждаться жизнью беспрепятственно. Так как отеческий надзор, опека стесняли его, то он поспешил уйти из дома отчего в дальнюю страну, где мог бы жить по своей воле. Но жизнь, проходившая в одних удовольствиях, скоро унесла силы и средства к жизни, он прожил все. К этому бедствию присоединились бедствия извне. Настал голод в той стране, и блудный сын начал нуждаться. Он не мог даже унизительным трудом, каким было для него пасение свиней, добыть себе сносное пропитание. Не мог он получить в достаточном количестве даже рожков, которыми питались свиньи. Безысходность положения приближала блудного сына к отчаянию, но его спасло воспоминание о доме отчем, о доброте отца.

Воспоминание об отце отвело его от пагубной стремнины отчаяния, поставило на путь истинного покаяния: «Почему, — говорил он себе, — не прибегнуть мне к доброте моего отца? Пусть я пред ним во многом повинен, но встану, пойду к отцу моему и скажу: «Отче, я согрешил против неба и пред тобой, и уже не достоин называться сыном Твоим; прими меня в число наемников твоих».

Оскудевший ручей искал соединения с Источником воды живой. Через раскаяние нашел он путь к любви Отчей. И еще не успел ручей приблизиться к Источнику, как воды любви Отчей покрыли его, наполнили и переполнили через край. В море любви Отчей растворились сразу все грехи блудного сына. Отец даже о них как бы и не вспомнил, и любовь Отчая как бы не стерпела и выслушать до конца сокрушенного раскаяния блудного сына в своих грехах. Объятия Отчии уже растворились над ним. Велено было одеть его в лучшую одежду, надеть перстень на руку его, обувь на ноги, устроить вечерю, чтобы возрадоваться возвращению сына, который был мертв, — потому что уход его был равносилен смерти, и теперь ожил.

Так и мы, желая спасти душу, должны стать на путь истинного покаяния, миновав пагубные стремнины гордости и отчаяния. На средний спасительный путь поставить может только смирение. Смирившийся отскакивает от гордости, как от змия, всегда ищущего или поглотить, или хотя бы уязвить человека в пятку. Смирение же помогает отскочить и от стремнины отчаяния, от соединяющегося с ним гордого желания и в погибели остаться с самим собой, не унижаясь исканием чужой помощи. Смиренный, сознавая свою немощь, падение, тем охотнее ищет помощи и у людей, и у Бога. Чем глубже смирение, тем искание помощи усиленнее.

В душу грешника может закрадываться Каинова мысль: «Сильна вина моя, еже оставитися ми» (Быт. 4, 13). Но смирение, отгоняя этот пагубный помысел отчаяния, обращает мысль к любви Отчей. Не повелевает ли доселе Отец Небесный восходить солнцу Своему над добрыми и злыми, дождю проливаться над праведными и неправедными? Не подобны ли щедроты Его полноводной реке, воды которой всегда текут, хотя бы никто их не пил? Не Он ли, подобно орлу, распростирает постоянно крылья Своего Отеческого попечения над чадами Своими, собирает, как птица птенцов Своих под крылья? Не Он ли Сына Своего Единородного не пощадил, но за всех нас послал на смерть Его? Если же Он Сына Своего не пощадил, то не дарует нам и прощение?

Поражая нас бедствиями, Он хочет лишь, чтобы вспомнили блудные сыны о доме Отчем, чтобы уподобились пленным евреям, которые, лишившись Иерусалима, на реках Вавилонских сидели и плакали, и говорили: «Аще забуду тебе, Иерусалим, забвена буди десница моя. Прилепни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе... Иерусалима, яко в начале веселия моего» (Пс. 136, 5. 6). Посланные лишения Он восполнит потом помнящим Его тем большими благами в доме Отчем. И кто будет обвинять, осуждать тех, за кого жертвой сделался Сам Сын Божий возлюбленный? Какое прегрешение не может быть омыто Его искупительной Кровию? Не является ли Крест Христов последним якорем спасения и для тех, кто начал уже совсем утопать в бездне своих грехов и отчаяния?

Итак, в какие бы грехи ты ни впал, спеши встать и пойти к Отцу Небесному с покаянием, беги погибельного отчаяния. Не могут закрыться объятия Отча ни Для какого блудного сына, возвращающегося с покаянием, ибо сам Христос зовет: «Приидите ко Мне, вси труждающиеся и обременные (сознанием грехов своих), и Аз упокою вы»,при этом добавляет: «грядущего ко Мне не изжену вон» (Мф. 11, 28; Ин. 6, 37). Отец ли Небесный не прикроет наготу стыдящегося грехов своих и исповедующего их одеждою Своей праведности? Он ли не возвратит печати Своего сыновства тому, кто томительно возжелает возвратиться в дом Отчий, если Он радуется об одной овце погибшей и найденной более, нежели о незаблудшихся? Он ли, Сам будучи путем жизни и спасения, не даст обуви на ноги, т е. сил и способности не претыкаться более и не уязвляться грехом, хотящему право ходить путями заповедей Его? Он ли не устроит вечери Своей тайной для пришедшего к Нему со слезами покаяния грешника, давая в снедь и питие ему Божественное Тело и Кровь? Не возвеселится ли Он с Ангелами и святыми на небе о том, кто был мертв и ожил, пропадал и нашелся?

Тверь. 3 февраля 1930 года.