ПРОПОВЕДЬ ПРОТОИЕРЕЯ ВАЛЕРИАНА КРЕЧЕТОВА В ДЕНЬ ПАМЯТИ ВЕЛИКОМУЧЕНИКА ДИМИТРИЯ СОЛУНСКОГО.

Не от мира сего

(Ин. 52-е зач.; 15, 17 — 16, 2.)

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Сегодня мы празднуем память великомученика Димитрия Солунского. И евангельское чтение, которое мы сегодня слышали, всегда читается на память мучеников.

Когда Святая Православная Церковь прославляет Матерь Божию в ее святых иконах, то читается Богородичное евангельское чтение, которое каждый раз нам напоминает: Блажени слышащии слово Божие и хранящии е (Лк. 11, 28). И мы слышим это довольно часто.

И так же часто, прославляя мучеников, Святая Православная Церковь предлагает нам мученическое Евангелие. Сия заповедаю вам, да любите друг друга. Аще мир вас ненавидит, ведите, яко мене прежде вас возненавиде. Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы; якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин. 15, 17-20). Церковь зиждется на крови мучеников. Мученик — значит свидетель.

И далее Господь раскрывает нам смысл всего совершающегося. Все, что совершается в мире, имеет только два направления — к Богу или к миру. А мир лежит во зле, во грехе. И поэтому все, что происходит, имеет вот это разделение.

Причем мир эта свидетельствует сам. Есть такое выражение: «не от мира сего». Так говорят, когда видит человека, который живет не так, как живут в миру, то есть не «рвет», не хватает, не ищет своей выгоды. И вообще живет, не как все, — не думает только о материальном, о земном, неинтересуется только этой пустотой, временной жизнью, которая все равно проходит.

Mиp это чувствует, даже если этот человек вроде бы вместе со всеми живет и трудится. Мне пришлось это испытать — видимо, для духовного опыта Господь послал — на себе самом. Будучи светским человеком, я работал в институте инженером, и у нас в отделе появился молодой человек. Как я понял, он недавно крестился. А когда человек крестится, у него такой духовный подъем, желание поделиться, просветить каждого. Он готов всем говорить, что он нашел истину — так же, как апостолы говорили, что нашли Мессию. И он с одним, с другим говорил, но нигде не чувствовал отклика. И вот он увидел, что со мной можно на эту тему говорить, и стал меня просвещать. Я-то вырос в Церкви — я в Церкви с детства, с пеленок. И вот он говорил все очень хорошо. Кое-что, конечно, не совсем так, потому что он только начинал. Ну, я слушал его, и он чувствовал, что его слушают. Тогда одна раба Божия, которая в нашем отделе была, меня спрашивает: «вот ты с ним все говоришь, с этим новым сотрудником. Скажи мне, что он за человек?» Я думаю — как ей сказать? Я понимаю, что он живет как-то не так. Не обсуждает телевизионные сенсации, всякие сериалы, чушь и глупость, а говорит о тех вещах, о которых обычно не говорят. Я так ей и сказал: «Ну как тебе сказать. Не от мира сего». Она на меня смотрела, смотрела: «Хм... Тоже мне объяснил. Ты-то больно от мира сего». И это при всем том, что я вроде работал с ними. Правда, телевизора не было у меня, поэтому не о чем было говорить.

И эта разделение всегда есть. Вы знаете, от истины ведь просто никуда не денешься. Есть такое выражение: «Рыбак рыбака видит издалека». Пьяница видит пьяницу, наркоман — наркомана видит.

А верующий, естественно, видит верующего. Он чувствует это. И как-то вдруг так получается, что все друг друга начинают чувствовать и так они вместе и собираются — «не от мира сего».

В высшем смысле «не от мира сего» — это монахи. Они действительно уходят от мира. А кто приближается к этому состоянию в духовном смысле, тот тоже становится «не от мира сего». Про них эти слова: Аще от мира бысте были, мир убо свое любил бы, якоже от мира несте, но Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир (Ин. 15, 18-20).

Бывает, что попадается, особенно среди детей, не такой, как все, — ребенок какой-то «не от мира сего». И он выглядит среди других, как говорят, «белой вороной», и они начинают его ненавидеть, всячески издеваться над ним.

В конце концов, мы знаем этот страшный пример, когда мальчик-алтарник в Крылатском возвращался после службы на Пасху, и этого ребенка «не от сего мира» убили — его растоптали ногами те, кто от сего мира. Это свидетельство евангельской истины, что мир ненавидит тех, кто «не от мира сего».

И поэтому когда-то нам приходится все равно делать выбор — или же с миром, или же не с миром. Время постепенно все ставит на свои места. Если не сразу, то потом выясняется, кто «не от мира сего», а кто — от сего мира.

Часть людей колеблется — и туда, и сюда. Алексей Константинович Толстой в поэме «Грешница» описывает женщину, которая пирует, но слышит другой разговор — что существует иное, что кроме веселья есть еще и пост, целомудрие, чистота. Ее все это задевает — гордыня в ней. И вот появляется некий муж благообразный, и она как раз считает, что это тот, о ком шла речь, и говорит:

 

«Ты тот, что учит отреченью –

Не верю твоему ученью,

Мое надежней и верней!

Меня смутить не мысли ныне,

Один скитавшийся в пустыне,

В посте проведший сорок дней!

Лишь наслажденьем я влекома,

С постом, с молитвой незнакома,

Я верю только красоте,

Служу вину и поцелуям,

Мой дух тобою не волнуем,

Твоей смеюсь я чистоте!»

 

И вот, когда она эта высказала, то поняла, что это не тот учитель, о котором говорили.

 

И слышит грешница в смущеньи:

«Она ошиблась! В заблужденье

Ее привел пришельца лик, 

То не учитель перед нею, 

То Иоанн из Галилеи,

Его любимый ученик». 

Небрежно немощным обидам 

Внимал он девы молодой,

И вслед за ним с спокойным видом, 

Подходит к храмине другой.

В Его смиренном выраженьи 

Восторга нет, ни вдохновенья, 

Но мысль глубокая легла

На очерк дивного чела,

То не пророка взгляд орлиный, 

Но прелесть ангельской красы —

Делятся на две половины 

Его волнистые власы; 

Поверх хитона упадая, 

Одела риза шерстяная

Простою тканью стройный рост,

В движеньях скромен он и прост;

Ложась вкруг уст Его прекрасных,

Слегка раздвоена брада –

Таких очей благих и ясных

Никто не видел никогда.

И пронеслося над народом, 

Как дуновенье тишины,

И чудно благостным приходом 

Сердца гостей потрясены. 

Замолкнул говор. В ожиданьи 

Сидит недвижное собранье, 

Тревожно дух переводя, —

И Он, в молчании глубоком, 

Обвел сидящих тихим оном, 

И в дом веселья не входя,

На дерзкой деве самохвальной 

Остановил Свой взор печальный.

 

И вот действительно у людей «не от мира сего» взор обычно печальный. Смотришь на пиры, дискотеки эти, беснования — страшное такое, печальное зрелище. И взгляд Его был совершенно другим:

 

И был тот взор как луч денницы, 

И все открылося Ему

И в сердце сумрачном блудницы 

Он разогнал ночную тьму.

И все, что было там таимо,

В грехе что было свершено, 

В ее глазах неумолимо

До глубины озарено.

Внезапно стала ей понятна 

Неправда жизни святотатной, 

Вся ложь ее порочных дел —

И ужас ею овладел.

Уже на грани сокрушенья,

Она постигла в изумленьи, 

Как много благ, как много сил 

Господь ей щедро подарил,

И как она восход свой ясный 

Грехом мрачила ежечасно.

И в первый раз гнушаясь зла, 

Она в том взоре благодатном

И кару дням своим развратным, 

И милосердие прочла.

И чуя новое начало,

Еще страшась земных препон, 

Она, колебляся, стояла...

 

То есть как раз, когда надо сделать выбор, человек испытывает колебания — или туда, или туда. Здесь — вот этот мир, который пирует, а там — покой, тишина и чистота, которая требует труда.

 

И вдруг в тиши раздался звон 

Из рук упавшего фиала,

Стесненной груди слышен стон,

Бледнеет грешница младая, 

дрожат открытые уста —

И пала ниц она, рыдая,

Перед святынею Христа.

 

Это литературное изображение души человеческой, которая находится вот в таком колебании — или с миром, или же нет. Вот этот выбор. Некоторые уже «не от мира сего», а некоторые еще стоят на грани между этих двух миров — горнего, вышнего, и мира земного, преисподнего.

Как-то мне пришлось услышать в одном месте гром ужасный — рядом дискотека была, — а мне говорят: «Батюшка, а там еще громче, под вами. В преисподней — там еще страшней». Но там я, слава Богу, не видел. А видел один раб Божий, которого решили ознакомить с этими «достижениями», повели его туда. Он говорит: «Можно скорее отсюда выйти». Поднялись наверх.

— Ну как вам, понравилось?

— Как вам сказать? Обыкновенная бесовская музыка.

Вот так откровенно. Человек этот был тоже, видимо, «не от мира сего», потому что он почувствовал, что это такое.

И вот это разделение всегда есть в разной степени. Может быть, не в такой острой, в такой явной форме, но оно существует. Когда я был еще студентом, сорок с лишним лет назад, иногда ходил на танцевальные вечера. Но, по современным понятиям, тогда это было еще ничего. Но даже тогда, при том восприятии, когда после такого вечера со студентами домой приходил, то был усталый, разбитый какой-то. А когда приходишь из храма, после службы — усталость есть, но умиротворенность, и в душе тишина, покой. Вот это — иной мир, и есть мир тот, который течет.

И вот это разделение всегда было. Поэтому очень часто таких людей не понимают. Почему вот такое отношение к человеку? Вроде он ничего плохого не делает. Почему? Да потому, что он «не от мира сего»  — потому такое и отношение. Аще от мира бысте были, — да, все была бы нормально, как подобает. Не нужно искать причину в том, что что-то не так сказано. Не то, что не так, а не в том духе. Ничего особенного человек не сказал, но сказал не в духе мира.

И часто очень показывает нам мир, что мы «не от мира сего». Больше того — когда такой человек по немощи и согрешает, то мир ему говорит: «Ты не так делаешь, ты не от мира сего». Например, если согрешит — скажем, напьется — человек в миру, то это ничего, обычное дело, пьянка и пьянка. Но, не дай Бог, напьется какой-нибудь священнослужитель или просто верующий — это уже сенсация. Что-ж ты делаешь, милый? Ты ведь «не от мира сего». И мир тебе тут же напомнит, что ты «не от мира сего» — не тем ты занимаешься.

Я помню, с детства очень любил петь, ну и в церкви пел, конечно. Бывало, что-нибудь такое из классического, из оперного репертуара запоешь, а мне говорят: «Тебе бы диаконом быть, а не оперным певцом». И опять никуда не денешься — ты «не от мира сего». Хоть ты и пой — на все равно «не от мира сего». Mиp все равно напоминает — ты не наш. Хоть ты и поешь светское — все равно ты не наш.

И это действительно так. А нам нужно к тому просто прислушиваться. Когда такое бывает — слава Тебе, Господи. Значит, Господь тебя не оставил. Ни ты все равно «не от мира сего». И именно вот это свидетельство, что мы «не от мира сего» — это высшая милость Божия. Поблагодарим за это Бога. Аз избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир. Господь избрал, поэтому мир так и относится. Причем даже если человек совершает беззаконные вещи, то Господь все равно напоминает ему через мир, что он «не от мира сего».

Есть такой страшный пример. Один монах влюбился в дочь языческого жреца. Ну, всякое бывает — такая вот овладела им страсть. Он пришел и стал просить руки дочери. Жрец отправился в капище и спрашивает у своего идола-беса, что делать — монах просится в зятья. Бес говорит:

— Скажи, чтобы он от монашества отрекся. 

Тот пошел и говорит:

— Ты же монах?

— Нет, все, я уже не монах, отрекаюсь от всех обетов своих!

Жрец опять к бесу:

— Ну все, отрекся. Что, отдавать дочь?

— Нет, — говорит, — он же все-таки христианин остался. Скажи, чтобы отрекся от своего Христа.

И настолько монаха разжигала страсть, что он обезумел совсем — отрекся и от Христа. Жрец снова беса спрашивает:

— Ну что, от всего отрекся. Отдавать дочь?

— Все равно не отдавай. Он-то отрекся, да Бог от него не отрекся, Он все равно его Своим считает.

Жрец вернулся.

— Знаешь что, не дам дочь.

— Почему же?

— Да ты все сделал, только Бог тебя не оставил.

— Господи, — тот говорит, — какой же я безумец? Прости меня.

Раскаялся, вернулся в монашество, пришел в себя. Так это бывает.

Есть такое повествование трогательное. Игумен некий заснул, и вдруг его кто-то толкает в бок. Просыпается — Матерь Божия стоит. «Владычица, как же Ты меня, грешного, пришла посетить?» — «Да не пришла бы, но нужда пригнала. Там две моих свиньи лежат, замерзнут ведь. Ты сходи все-таки, притащи их». А там напились два монаха, свалились и лежали, а был мороз. Они «не от мира сего», и Матерь Божия о них заботилась, чтобы они не замерзли.

Видите, какова любовь Божия и как Господь Своих рабов любит. А что мир так к этому относится — так это потому, что «не от мира сего», из-за этого так и относится. Поэтому, когда начинают кого-то особенно поносить, то явно, что в нем что-то «не от мира сего». Когда какого-нибудь правителя начинают поносить — ага, значит, что-то хорошее все-таки в нем есть. Если мир начинает на него-то лаять, кусать кого-то — значит, тот «не от мира сего», видимо.

Вот видите, как правильное духовное устроение сразу ставит все на свои места. Аминь.

8 ноября 2000 года