ПРОПОВЕДЬ ПРОТОИЕРЕЯ ВАЛЕРИАНА КРЕЧЕТОВА В ДЕНЬ СОБОРА НОВОМУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РОССИЙСКИХ.

О наших исповедниках

Рим., 99 зач., VIII, 28-39.  Лк., 106 зач., ХХI, 12-19

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

В сегодняшний воскресный день празднуется память всех Российских новомучеников и исповедников. Так постановили патриарх Алексий II и Синод: праздновать Собор Российских новомучеников после также недавно установленного дня памяти первого среди новомучеников митрополита Киевского и Галицкого Владимира. Он был расстрелян в первые же годы после того, как начались тайные и явные гонения на Православную Церковь. И это житие близкого уже к нам человека свидетельствует, что он благословил тех, кто его расстреливал, и просил у Бога, как и первомученик архидиакон Стефан, чтобы Господь не поставил им это во грех. Поэтому второй Апостол и второе Евангелие читались именно в связи с памятью новомучеников.

И вот и ближайший воскресный день после памяти святого новомученика Владимира Киевского и празднуется Собор новомучеников. Вы слышали сегодняшнее апостольское чтение — замечательное чтение, удивительное по своей силе и по глубине и действительно отражающее сущность совершаемого праздника, то есть память вот таких мучеников и исповедников. Непостижимыми путями Промысла Божия наш храм сподобился особой милости Божией. У нас там, перед алтарем, есть такие люди. Там лежат те самые исповедники, память которых сегодня мы празднуем.

Это митрополит Нафанаил (под средним из трех крестов), который был тоже в гонениях, скрывался, скончался и был погребен сначала в Федоскине. Сейчас там, кажется, храм восстанавливается, недалеко от Переделкина. Потом его мощи были перенесены сюда, уже после войны. Они нетленны.

Отец Сергий — с одной стороны от него, с другой епископ Стефан. Епископ Стефан сначала работал врачом-невропатологом, стал духовным сыном отца Сергия Мечёва — тоже священномученика, настоятеля храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке, который был в общении с преподобным оптинским старцем Нектарием.

Епископ Стефан отсидел 3 года, и ему грозило еще 10 лет за то, что он, как врач, помогал заключенным, старался облегчить их участь. А неправедно осужденных и заключенных было множество, особенно священнослужителей. Так вот ему грозил еще срок. Медсестра видела все эти его добрые дела и его состояние. Ведь 10 лет еще, не дай Бог. Она сказала, что есть такая раба Божия, блаженная Матренушка. Она слепенькая и лежит, у нее неразвившиеся ручки и ножки — ее нужно попросить о помощи. И епископ Стефан, имея возможность, как врач, выходить за зону, трижды прокричал в лесу: «Матренушка! Помоги мне в беде!» И был освобожден.

Первый, к кому он зашел после того, как освободился, была эта Матренушка. Не домой поехал, а сначала поехал поблагодарить ее. Он разыскал это место, и когда зашел в дом, то не увидел никого, поскольку она лежала в таком ящичке, и не видно было, кого спросить. Он сказал: «Здравствуй!» и услышал голос: «Здравствуй, раб Божий Сергий!» Он был в миру Сергей Алексеевич Никитин.

Откуда ты меня знаешь?

— Да ты ведь меня кликал.

...Вот отец Дорофей, архимандрит Данилова монастыря. (У нас еще бывает иногда один раб Божий, который с ним вместе сидел.) Тоже сначала отсидел 8 или 10 лет, обычно такой срок был установлен. И еще, когда освободился, потом до конца жизни жил в сарае. Так в холодное время приходили коты, вокруг него ложились и грели его. Это факт, я сам видел, Господь сподобил бывать у него.

Отец Евфросин (еще крест справа) — 10 лет на Колыме. Его тоже вызывали, сказали: «Подпиши еще 10 лет». А куда деваться — Колыма! Он подписал. Господь как бы испытывал его решимость. Но приехала комиссия, стала проверять, говорит: «да ведь этот срок-то кончился». И он был освобожден. Ну, заключенные собрали ему пожитки, какой-то чемоданчик, он сел на последний пароход, приплыл во Владивосток, и началась война. Если бы его не освободили, вряд ли бы он выжил — там остальные почти все погибли. Потом он еще скитался. Было время, когда ему приходилось каждую ночь ночевать в разных местах, потому что за ним по пятам ходили.

Жил такой иеросхимонах Иннокентий, он похоронен в селе Алексеевском, против алтаря тоже. Любимый духовный отец, в то время уже старец, когда Иннокентий его посещал, сказал ему: «Не бойся. Господь тебя сохранит, только ты не оставляй меня». Он приезжал к нему, посещал, причащался. И Господь сохранил его в эти суровые годы испытаний.

Отец Николай Морев — его знают здесь некоторые, только второй год как он умер, в Звенигороде служил. У него был, правда, небольшой срок, 5 лет, он строил Беломорканал. Его Господь сохранил тем, что отец Николай, не гнушаясь никакой работы, еще с детства помогал сестрам на кухне. Любил что-нибудь стряпать. И вот через это Господь сохранил его в тюрьме. Николай, проходя мимо кухни, сделал какое-то замечание, повар спрашивает: «А ты что, чего-нибудь в этом разумеешь?» — «Да, приходилось». Ну и тогда повар его взял, потому что увидел, что тот очень легко ориентируется в этой области, действительно способный. Ну, туда в основном тогда сажали специалистов хороших, поэтому специализацию Николай получил высшей квалификации. Он вышел оттуда шеф-поваром чуть ли не ресторана, кажется. Потому что ну куда же денешься? Есть — все едят, а он хорошо готовил-то. В лагере он сначала готовил начальству. Его сразу же поставили на это место — потому что священник, не отравит. Начальству было надежно, спокойно.

Это я просто хочу сказать, что то поколение, которое было, почти всё прошло этим путем. Правда, отец Сергий, настоятель сего храма, стал священником только в 1946 году, уже после войны, хотя в 1911 году кончил семинарию. Он говорил: «Не посвятился я тогда, не пошел этим путем и вот потерял венец. А то бы наверняка угодил». И так с сожалением говорил. Но Господь его оставил для другого — он и владыку Нафанаила посещал.

Ну, отцу Сергию грозило примерно то же самое, потому что он в общении находился с владыкой Нафанаилом, который тогда скрывался, и с владыкой Арсением, последним настоятелем Чудова монастыря. Такой известный очень духовный человек, игуменья Фамарь о них заботилась — на Пионерской жила, там и умерла. И вот как раз к отцу Дорофею Господь сподобил меня попасть именно через отца Сергия — он с ними был в общении, им помогал всячески. То есть одни стали новомучениками, а других Господь оставил, чтобы они служили и помогали. Это я теперь просто хочу сказать о тех, которые непосредственно прошли этим путем.

У отца Евфросина — он мне лично рассказывал — было такое состояние, когда он в лагере не выдержал. Он уже дошел до крайности — издевались страшно. Подробности он не рассказывал, да и стоит ли — что там про эту грязь, зверства говорить. То есть подробности, которые теперь иногда у нас публикуются, только для некоторых служат школой — для тех, кто принимает эту сторону. Так вот, он дошел до такого состояния, что не мог больше находиться в лагере, и решил бежать. Это, конечно, решение было совершенно безумное, потому что несколько тысяч километров тайги, да зима еще. Ну, это просто на смерть. Но он ушел в тайгу, и шел, потерял силы уже, ел клюкву, какие-то там ягоды, орехи — ну, что там еще есть-то. А потом, не помня как (не знал куда идет, карты не было), в конце концов, вышел на трассу какую-то. Там его подобрали и привезли опять, конечно, в лагерь. Номер опознавательный был на нем — арестантская же одежда. И когда его привезли, начальство, конечно, пришло в ярость, и решили еще продолжить издевательства: его три недели держали на морозе. На холоде посадили в сруб и через день воду и хлеб давали.

Но он остался жив. Он только молился и говорил, как апостол Павел, что умереть уже было бы облегчением. Но он просил: «Господи! Не ради меня, а ради славы Имени Твоего». И Господь, ради славы Своего Имени, оставил его в живых. Когда кончились эти издевательства, то начальник лагеря сказал: «Не может быть, чтобы он остался жив», когда ему сообщили об этом.

Но вы не думайте, что это всё проходит бесследно. Конец этого человека, я имею в виду мучителя, который распоряжался лагерем, известен. Его по каким-то уж там соображениям перевели начальником другого лагеря. Жестокость его была известна, и там заключенные его разорвали. Вот так еще здесь, на земле, покарал Господь того, кто так поступал жестоко.

А отца Евфросина бросили, уже совсем истощенного и обмороженного всего. Но он остался жив, а после войны один врач, который посещал его, уже пожилого человека, удивился его ощущениям. Он сказал: «Что с Вами сделали? У Вас проморожена нервная система». Отец Евфросин чувствовал едва ли не доли градуса. У него были шерстяные носки в валенках, и под ногами еще подушечка лежала, потому что он чувствовал холод от пола. Сзади у нега тоже была подставочка и подушечка, когда он сидел, потому что от деревянной стены он тоже чувствовал холод — настолько чувствительность у отца Евфросина была к нему.

Так вот, он выжил, его выкормили уголовники. Когда отца Евфросина бросили умирать, теперь уже от истощения — а кормить его не полагалось, потому что он не мог выработать норму, — они его брали с собой, выполняли за него норму и кормили его за своим столом.

Вот так Господь прославлял и укреплял тех, кто был верен Ему, даже до смерти. Постараемся и мы, в меру своих сил, конечна, хоть чуточку быть похожими на этих наших подвижников. Аминь.

13 февраля 1994 года