СЛОВО ЕПИСКОПА ПИТИРИМА (ТВОРОГОВА), ЗВЕНИГОРОДСКОГО В ДЕНЬ ПАМЯТИ СВЯТИТЕЛЯ ФИЛАРЕТА, МИТРОПОЛИТА МОСКОВСКОГО.

 

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

«Не напрасно, не случайно

Жизнь от Бога нам дана,

Не без воли Бога тайной

И на казнь осуждена...»

Эти поэтические строки прославляемого ныне Церковью святителя Филарета, митрополита Московского, стали ответом на унылую тоску, прозвучавшую в известном пушкинском стихотворении «Дар напрасный, дар случайный...», в котором признанный гений русской литературы доходит до ропота, граничащего с богохульством, вопрошая: «Жизнь, зачем ты мне дана?»

Как же оказался на самом краю отчаяния тот, про кого с легкой руки Аполлона Григорьева все последующие литературные критики стали говорить: «Пушкин — это наше всё»?

Первую половину XIХ столетия принято считать «золотым веком» русской культуры. Сто лет Россия в лице господствующего класса готовилась к своему Ренессансу, с юношеским максимализмом отвергая все русское и самобытное, стыдясь отечественной истории, устремляясь всеми силами своей еще не искушенной души к заманчивому плоду, созревшему на соблазнительном древе западной цивилизации. С радостью подхватив семена западно-европейского гуманизма, русская интеллигенция принялась культивировать на богатой, плодородной почве русской души плевела разрушительных идей и пагубных заблуждений.

За небывалым мощным подъемом русской культуры последовало страшное нравственное падение тех, кого эта культура воспитала. Удивительно, как быстро победный гимн певцов земного рая сменился на отчаянный стон самоубийцы: «Жизнь, зачем ты мне дана?»!

А началось все еще в старой, допетровской патриархальной Руси. Святая Русь как-то незаметно для самой себя привыкла к своей святости, перестала ее замечать и дорожить ею. Эта болезнь, поразившая сначала тонкий верхний слой общества, к концу XIX столетия распространилась повсюду, как эпидемия поражая последние остатки здоровой природы русской души.

Довольно долго либеральные западные теории разбивались о камень веры подвижников благочестия Русской Церкви. 

Непреодолимым препятствием на их пути стоял на протяжении полувека свят. Филарет Московский, суровый аскет, безукоризненный догматист, талантливый проповедник и непревзойденный архипастырь. Достаточно была ему своим тихим и величавым гласом обратиться к заблудившемуся поэту, чтобы этот властитель дум, объявивший себя пророком, смирился и припал к ногам Архипастыря с покаянным плачем, вошедшим в сокровищницу русской литературы:

«Твоим огнем душа палима

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе серафима

В священном трепете поэт.»

Такова была духовная целительная сила слов Владыки — в одно мгновенье она рассеивала мрак уныния и поднимала из глубины неведения и безверия к высотам веры, надежды и любви. Все в нем казалось совершенным: от аристократичной внешности, отточенного, острого, глубочайшего ума до величайшего благоговения перед святыней, хранителем и служителем которой он оставался до глубокой старости и блаженной кончины.

Мы с вами, дорогие отцы и братия, находясь в стенах Московских Духовных школ, расположенных на территории Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, пребываем в постоянном соприкосновении со святыней, купаемся в волнах божественной благодати, захлестнувших счастливую пору нашего духовного образования и становления. И нас тоже подстерегает опасность привыкания к святыне. Всегда ли, находясь за божественной литургией, мы испытываем благоговейный трепет от сознания того, что являемся свидетелями великого Таинства, на которое не смеют взирать и ангельские чины? Не меньшего удивления и благоговейного отношения заслуживает то избрание, к которому многие из нас призваны, и ради которого все мы пришли в эти чертоги богословской науки. Для нас стало привычным, что почти за каждой праздничной службой кто-то из нас бывает взят из нашей среды и восхищен на недосягаемую высоту священного сана. Только что мы стали очевидцами и участниками этой великой тайны. Невозможно описать чувства тех, кто от руки архипастыря принимает залог вечной жизни. Сколько их со слезами умиления стояло у Престола этого храма, скольким еще предстоит пережить великие мгновения посвящения, обращенные в вечность. Всем тем, кто когда-то впервые переступил порог Царских врат, и всем тем, перед кем они когда-либо отверзутся, посвящаются эти строки, навеянные поэтическим дуэтом двух наших соотечественников, один из которых стал великим святым, а другой — великим поэтом:

«Пускай душа, всегда палима

Огнем Божественной любви,

Внимает арфе Серафима,

Как в достопамятные дни.

Священным ужасом объят

Поэт великий был подъят

Святым владыкой Филаретом;

И плакала душа поэта,

Смиряя буйные мечты.

Так силой кроткой и любовной

Сегодня был подъят и ты

Божественною благодатью

До недоступной высоты.

Свое избрание храни

Со страхом, свято, непорочно.

Пусть Будет честно, право, прочно

Твое стояние в любви

И упование на Бога.

Ведь с Ним у нас одна дорога —

С Крестом Голгофским впереди.»

Аминь.

Проповедь произнесена в Покровском Академическом храме 2 декабря, 2008 г. Свято-Троицкая Сергиева Лавра.